Сказка про монаха и его духовный путь

Автор: Пётр Зорин

Когда ученик готов — учитель приходит

Он увидел себя на перекрестке дорог. Справа к нему подходил невысокого роста человек с рюкзаком за плечами. Потом он осознал себя наблюдателем за этими двумя людьми, одним из которых был он сам. Оба были уже немолоды, и седина посеребрила не только их виски, но и головы. Один из них был краснощекий и в меру упитанный и еще полный сил, с живыми, веселыми, хотя и немного уставшими, глазами. Другой, которым был он сам, внешне походил на аскета, с напряженными озабоченными глазами и плотно сжатыми губами. За плечами у каждого из них было по огромному рюкзаку. На рюкзаке человека, который подошел справа, масляной розовой краской было написано: "ВСЕ СВОЕ НОШУ С СОБОЙ". Рюкзак второго украшали, располагающиеся друг под другом слова, написанные черной краской: "ВСЕ СУЕТА СУЕТ".

Похоже было, что рюкзак второго был значительно тяжелее, чем у первого и, вероятно, давно натер плечи, но что-либо изменить для него было, по-видимому, невозможно.

— Здорово, приятель! — приветствовал первый второго. Второй молча кивнул и собрался было продолжить свой путь, но остановился, так как первый предложил немного отдохнуть и перекусить.

— Да, пожалуй, пора и передохнуть, — устало проговорил второй и, освободив свои плечи от лямок рюкзака, как непосильную и давно надоевшую ношу сбросил его на землю. Затем, вытерев рукавом капельки пота на лбу, устало присел на лежавший в траве большой камень.

Первый ловко освободился от своего рюкзака, бережно положил его рядом с такой же громоздкой ношей своего случайного встречного и расправил спину и плечи.

— Ну вот, теперь можно и поесть, а то с утра во рту ни макового зернышка, ни росинки не было, — и он стал вытаскивать из своего бездонного мешка палку колбасы, несколько бутербродов, завернутых в вощеную бумагу, термос, по-видимому с горячим чаем, и последней он вытащил початую бутылку красного вина и все это разложил на расстеленную на траве большую бумажную салфетку. Затем, обращаясь к своему неожиданному приятелю, предложил отобедать вместе с ним.

— Спасибо, но у меня на сегодняшний обед своя еда и я не хотел бы нарушать правила, которые я установил для самого себя. Дело в том, что видя бессмысленность нашей короткой жизни, я решил отказаться от привязанностей к ней и все, что со блазняло мой ум и мое сердце и, конечно же, мой желудок, я оставил дома. С собой я взял только хлеб и воду.

— Это что же, у тебя полный мешок хлеба и воды? — удивленно спросил первый путник, уплетая за обе щеки бутерброды и запивая их горячим сладким чаем.

— Нет, почему же, в моем рюкзаке более важные вещи, чем обычные продукты. Там у меня принципы новой жизни. Эти принципы совершенно отличны от тех, которыми руководствуется современное человечество — не жить для мимолетной радости, потому что она есть ложь; не быть привязанным ко всему, что окружает нас и от чего мы, в связи с этим, постоянно зависимы; не быть рабом своих привычек и условностей окружающего мира; быть выше всего, что может захватить нас и сузить наше сознание. К последнему я отношу секс, страсти любого рода, человеческую любовь и другие всевозможные несовершенства человеческого рода. Другими словами, я хочу избавиться от всего мирского, чтобы стать на духовный путь. И поэтому мой путь — это путь одиночки, так как немногие могут отважиться на такой подвиг.

— Но послушай, приятель! А ты уверен, что твой героический отказ от всех человеческих несовершенств приведет тебя на путь, ведущий к совершенству? Я могу предположить, как трудно противостоять всевозможным соблазнам в нашей жизни, которые встречаются нам на каждом шагу.

— Все, что ты говоришь, верно, но ты не представляешь и сотой доли того, что приходится преодолевать человеку, стремящемуся к духовности. Чтобы приобрести Божественное, необходимо душу свою полностью освободить от мирских желаний и привязанностей, и те усилия, которые я прилагаю к этому, рождают во мне гордость и надежду. Я постоянно помню, что на духовный путь становятся только те, кто призван Богом. Вот только что сейчас ты предложил мне разделить с тобой твою трапезу. Конечно, ты это сделал от чистого сердца, потому что не знал, что такого рода предложение было соблазном для голодного человека, но во мне всегда присутствует Бог, который не позволит мне быть захваченным всем, что не соответствует избранному мною духовному пути. Помни слова Христа: Горе тому, через кого приходит соблазн". Поэтому я хочу пожелать тебе: не соблазняй людей ничем мирским. Помни слова Христа.

С этими словами человек аскетического вида достал из рюкзака горбушку черного хлеба и флягу с холодной водой, чтобы утолить свой голод и жажду.

Во время краткого отдыха первый путник, раскинув руки и ноги, вытянулся на спине и молча глядел прищуренными глазами в безоблачное голубое небо, в то время как второй, привалившись спиной к своему рюкзаку, закрыл глаза и стал монотонно и неразборчиво что-то повторять. Некоторое время спустя он вдруг решительно поднялся, надел на свои натруженные плечи свой заплечный мешок, деловито поправив его лямки, и уже собрался было уходить, как его окликнул первый путник:

— А может быть, мы пойдем вместе, все веселее будет, да и путь будет менее опасным. Мы ведь всегда можем помочь друг другу.

Второй путник остановился и, повернувшись в пол-оборота к своему случайному встречному, решительно проговорил: "В святом писании сказано: "Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных". И еще там же сказано: "...знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет". Как видишь, у нас с тобой разные пути". И, согнувшись под тяжестью своих принципов, он быстро зашагал прочь...

Прошло несколько лет, и однажды уже в других землях они неожиданно встретились вновь. Волосы на голове у них были уже совсем седые, походка стала менее легкой, но, как ни странно, рюкзаки их стали еще более объемными и тяжелыми. Они встретились на развилке тропинок, которые сливались в одну широкую, хорошо утоптанную дорогу.

— Ну вот мы и снова встретились, — благожелательно улыбнулся первый путник. — По-видимому цель, к которой мы идем, одна и та же и у тебя, и у меня.

— Не говори глупостей, Наши дороги не могут иметь одну и ту же цель.

Второй путник остановился, раздраженно посмотрел на своего случайного знакомого и свернул в сторону, на едва заметную в траве тропинку, ведущую к покрытым снегом горам.

Прошло еще несколько лет. Второй путник, на рюкзаке которого было написано: "ВСЕ СУЕТА СУЕТ", преодолел множество горных перевалов, перебрался через множество рек и речек и даже переплыл одно море и наконец достиг конца своего пути. Перед ним были огромные ворота, по обе стороны которых уходила в бесконечность высокая каменная стена. К воротам вело множество тропок и дорог, по которым со всех сторон подходили люди. Все они несли за спиной тяжелую ношу, с которой они, похоже, срослись в одно целое. Головы их были низко опущены и, казалось, они кроме земли под своими ногами ничего не видят. Вскоре у ворот собралась огромная молчаливая серая толпа. Все они стояли и чего-то ждали, переводя дыхание после тяжелого и продолжительного пути. И тут второй путник неожиданно для себя среди других людей увидел своего старого знакомого, с которым они уже неоднократно встречались прежде. "Что-то я делал на своем пути не так, — с тревогой подумал он. — Я должен был получить освобождение, но моя ноша осталась такая же тяжелая, как и была прежде..,".

Затем раздался удар тяжелого колокола, и массивные широкие ворота медленно и бесшумно открылись. Святой Петр, заглядывая в огромную и толстую книгу, пропускал одних и отстранял других, которые, печально опустив голову, отходили в сторону. Подошла и очередь монаха. Святой Петр глянул ему в глаза, и монах понял, что его прежняя оценка своей жизни была совершенно неправильной, что он был полон эгоизма и всевозможных недостатков. И он осознал, что недостоин войти в широко распахнутые ворота. На лице святого Петра появилась улыбка сострадания. Он кивнул головой, и монах, опустив глаза и чувствуя угрызения совести за то, что он дерзнул приблизиться к воротам, ведущим в рай, не будучи готовым к этому, отошел к тем, земная судьба которых еще не была закончена...

*** *** ***

Потом была мутная бесформенная мгла и едва осознаваемое состояние бытия. Было восприятие, что какая-то сила несет его все выше и выше, и прежде мутное серое пространство становилось все светлее и светлее. Затем пришло осознавание своей индивидуальности, но он еще не знал, кто он. Потом наступило пробуждение, и он осознал, кто он, но еще не помнил, где он находится. Он лежал на спине с закрытыми глазами и силился вспомнить самого себя. Он не чувствовал своего тела, которое еще спало, но смутные тени воспоминаний тревожили и будили его. Неожиданно для себя он вспомнил события только что прошедшего сна, который до мельчайших деталей был реальностью. Это воспоминание было похоже на вспышку света, которая заставила его тело полностью проснуться. Монах открыл глаза и увидел себя в пещере, в горах, сидящим на соломенной циновке. За пределами пещеры было раннее утро. Внутри было чувство ожидания — он знал, что сегодня к нему кто-то должен прийти. После глубокого сна воспоминания были вязкими и медленными, приходилось прилагать усилия, чтобы смутные образы могли проясниться в реальности памяти. Вспомнил — должна была прийти женщина из села, расположенного у подножья горы. Один раз в неделю она приходила к нему, чтобы получить его благословение и послушать его наставления. Но это будет позже. Воспоминания монаха становились все более подвижными и яркими.

— Что-то я делаю не так, — думал он. — Не напрасно мне такое привиделось. А может быть, это опять дьявольские соблазны, которыми он хочет убедить меня в тщетности моих усилий на духовном пути? Да, это действительно так, — убеждая и одновременно успокаивая себя, подумал монах. Он вспомнил свое детство, когда родители благословили его на монашеское служение. Ревностное отношение к монашеской жизни снискало ему особое расположение настоятеля монастыря и к тридцати годам он был уже в сане иеромонаха. Разумеется, ему было приятно почтительное отношение к нему простых монахов, но он старался не обращать внимания на ростки тщеславия, которые незаметно прорастали в его сердце. Он пытался быть постоянным в своем устремлении к Божественной истине. В тридцать три года, в возрасте Христа, он решил уединиться, чтобы жить только молитвами и укрощением своих желаний и внутренних соблазнов, на что получил благословение настоятеля монастыря. И с тех пор, вот уже второй год, и зимой в стужу, и летом в жару он почти не выходил из своего сумрачного жилища. Из монастыря ему приносили еду, но часто она оставалась нетронутой, потому что в своих глубоких погружениях в молитву он нередко не замечал, что тело его нуждается в пище...

Шли годы, монах чувствовал, что его, постоянные молитвы, посты и епитимьи, которые он накладывал на себя, ни к чему не ведут. Более того, он осознал, что чем больше он стремится к очищению и духовной трансформации, тем чаще им овладевают соблазны. Его ум как бы разделился на две части. Одна из них настойчиво стремилась к тому, чтобы исполнять все необходимое для жизни в Боге, а другая часть, совершенно неподвластная ему, создавала в его воображении всевозможные соблазны мирской жизни, которую он оставил. Дьявол нашептывал ему, что никаких его усилий не хватит, чтобы достигнуть святости, что все прошедшие годы потеряны для него зря. И тогда он, ожесточась на свою бренную природу, накладывал на себя еще более жестокую епитимью, но каждое его усилие что-либо изменить приводило к тому, что дьявольские соблазны были все настойчивее. А последнее время его стала посещать навязчивая мысль, что духовная работа совсем не являлась его предназначением и будет лучше, если он оставит свое монашество и уйдет в мир. И в то же время он чувствовал, что не может этого сделать.

Но однажды он почувствовал удовлетворение от своей настойчивости в стремлении к святой жизни. Он осознал, что в действительности для него не было другого пути, а все его сомнения и страдания — это не более чем искушение дьявола. И осознав это, он с еще большим рвением отдался посту и молитве. Чтобы его стремлению не было помех, он попросил, чтобы еду для него приносили только дважды в неделю и, чтобы быть дальше от мирских соблазнов, он стал рыть себе пещеру в этой горе, значительно выше прежней. Он понимал, что теперь будет труднее подниматься к нему его собратьям, монахам, да и мирянам, которые, прослышав о его святой жизни, иногда приходили к нему, чтобы услышать от него святое слово и получить благословение...

Прошло еще несколько лет глубокого одиночества, поста и молитвы, еще несколько лет непреходящего и неослабевающего соблазна, и однажды он услышал внутри себя голос, который повелел ему, для еще большего усмирения плоти и погружения в служение Богу, создать для себя жилище в горе, в том месте, которое было почти недоступно для людей. Чтобы с этого места он мог видеть всю бренность человеческой природы и воспринимать Божественный глас, не замутненный мирскими страстями и неверием. Теперь он каждый день поднимался вверх по узенькой едва заметной тропинке к скале, которая вздымалась совершенно неприступно из зелени горных лесов, и вырубал в ней ступеньки, чтобы потом, в конце своего восхождения, вырубить в скале для себя новое жилище. Он уже знал, что оно будет у прилепившейся к выступу скалы сосенки. И чем выше поднимался монах, врубаясь в скалу, тем большим было его рвение в работе. Ладони его рук стали грубыми и в некоторых местах кровоточили, ноги его были в ссадинах и кровоподтеках, но глаза его лихорадочно горели. Он знал, что его труд предначертан ему самим Богом и когда он будет закончен, то он достигнет того, к чему стремился всю свою жизнь. Особенно тяжело ему было зимой, когда морозный ветер обжигал обнаженные руки и ступни ног. Лицо его обветрилось и глаза, покрасневшие от ночных бдений и молитв, слезились. И однажды во время молитвы, когда весь мир спал, а он после тяжелого труда, укрывшись старым шерстяным одеялом, сидел на своей протертой от длительного использования циновке, он услышал мягкие шаги, которые приближались к входу в его пещеру. Затем эти шаги затихли и в мутно-сером проеме входа появилась высокая человеческая фигура, вокруг которой струился легкий оранжевый свет. Вначале монах испугался и начал усиленно повторять Иисусову молитву, но затем успокоился, когда увидел, что ни крест святой, который он наложил на незнакомца, ни молитва никакого эффекта на него не возымели, и вместо этого он услышал мягкий и нежный голос, который успокоил его, сказав, что он посланник Божий и принес ему от Всевышнего благую весть. Монах распростерся ниц на каменном полу пещеры, повторяя благодарение Богу. А когда незнакомец поднял его и прижал к своей груди, по щекам монаха неудержимым потоком покатились слезы.

— Бог видит твое рвение и слышит твои молитвы. Он прислал меня к тебе, чтобы дать другую сторону истины, которой ты пренебрег в своем рвении. Как ты можешь отвергать то, что не знаешь? И, отвергая внешний мир со всеми его соблазнами, вырвешь ли ты все его соблазны из самого себя? Ты должен понять, что слова, которые ты читаешь или слышишь, еще не несут знания, потому что истинные знания ты можешь получить только через опыт. Но у тебя нет опыта, потому что твоя жизнь с детских лет была посвящена служению в монастыре, как ты можешь отвергать то, чего в действительности не знаешь? Твои внутренние соблазны, которые и сейчас продолжают беспокоить тебя, только тени действительных соблазнов. Что ты можешь сделать с тенями, когда они всегда остаются неуловимыми? Своими постами и молитвами ты постоянно повернут лицом к Богу, но твои несовершенства, которые воспринимаются как тени, несмотря на твое стремление их преодолеть, постоянно остаются с тобой. Для того чтобы заслужить перед Богом святость, необходимо освободиться от своих несовершенств.

— Мой господин, у меня нет стяжательства, стремления к власти, я не привязан к материальным благам, Уже с детских лет я не знаю, что такое гнев, злопамятность, уныние, не знаю, что такое ревность и зависть. Все, что осталось во мне, — это неустанное стремление к Божественной любви и к единству с Ним...

Тихим жестом руки, сияющий золотисто-оранжевым светом незнакомец остановил речь монаха, которая вдруг неудержимым потоком полилась из его уст.

— Слова твои говорят только об одном, что ты не свободен от величайшей гордыни, которая поселилась в твоем сердце. Каждый человек содержит все добро и все зло мира. Все твои достоинства, которые ты только что перечислил, лишь ширма, за которой прячутся твои недостатки. Ты не знаешь хитрости человеческого ума, который умеет скрывать ложь, выставляя ее как истину. Если ты стремишься к истине, то ум твой найдет множество фактов, подтверждающих успешность твоих стремлений. Ум — это та часть нас самих, которая постоянно подстраивается под наши желания, оправдывая их. В действительности ум стремится только к собственному удовлетворению. Вы там, в монастыре, оставив мир погрязать в грехах, стремитесь к собственному спасению. Не эгоизм ли это? Вы, которые молитесь, прося Бога простить человечеству его грехи и наставить его на путь истинный, этим самым выступаете посредниками между миром и Богом. Но достаточно ли вы чисты, чтобы Бог доверил вам эту работу? Не кажется ли вам, монахам, что вы похожи на слепых, которые ведут слепых? Как можете вы наставлять мирян, приходящих к вам, когда сами так же несовершенны, как и те, кто ищет у вас защиты. Но они более правдивы, так как не скрывают своих грехов, в то время как вы, одевая на ваши лица маски святости, наставляете их в праведности. Не кажется ли вам, что кроме всех прочих грехов, в вас расцвел пышным цветом грех ханжества? Я пришел к тебе, чтобы раскрыть твои глаза на тебя самого и помочь выйти на путь истины. У тебя еще есть время.

— Господин мой, — потухшим голосом, почти шепотом, проговорил монах, — что я должен делать, чтобы быть угодным Богу?

— Ты должен идти в мир, чтобы получить опыт, приносящий знания. И все искушения, которые будут со всех сторон стремиться войти в себя, ты должен пережить, понять и преподнести Богу как часть твоего несовершенства. Ты должен помнить, что Богу угодны не те, которые стремятся посвятить свою жизнь посту и молитве, а те, кто усердно трудится на ниве Его.

И вдруг монах почувствовал, что он падает в бездну мрака, заполненную диким хохотом. В следующее мгновение он осознал, что его, нежно прижав к своей груди, несет в небе светлое существо, и слезы радости и любви оросили его лицо. Затем вновь падение в бездну страдания и мрака. Он словно раздвоился, потому что был одновременно и падающим в бездну и возносящимся в небеса. И к своему ужасу он понял, что для него стали одинаково притягательны как тьма ада, так и свет рая, что они одновременны и неразделимы. Он разрывался, не находя нигде опоры. Все, что он знал прежде, теперь не имело никакого значения. Он понял, что к своей цели шел ложным пу-тем, но не мог осознать, где же корни этой лжи.

— Духовная работа состоит не в том, чтобы подавлять соблазны окружающего мира. Никакой человеческой жизни и человеческой воли не хватит, чтобы противостоять низшей природе. Она неизмеримо могущественнее его. Все соблазны этого мира даны человеку, чтобы он мог осознать их отклик внутри себя. В каждом человеке на внешние соблазны отзывается та часть его существа, которая принадлежит внешнему миру. Ты должен спокойным сознанием воспринимать эти части. И твое спокойное видение их и будет той силой, которая трансформирует в тебе то, что принадлежит низшей природе. Твое страстное стремление спасти свою душу от страданий ада похоже на неистовое барахтанье в глубоких водах моря, в которые ты погружаешься все глубже и глубже. Все происходящее на земле совершается ради эволюции сознания, и постарайся, чтобы твое сознание не было захвачено и оставалось отстраненным от внутренних созвучий соблазнам материального мира. Эти созвучия будут все более тонкими, но твоя бдительность и восприимчивость должны возрастать по мере углубления твоей работы внутри себя. Ты должен быть не только свидетелем внутренних состояний, но и одновременно мягким усилием воли отодвигать их. Положение свидетеля поможет тебе быть отстраненным и не захваченным мучительными соблазнами человеческой природы. Когда в твоей внутренней работе тебе будет необходимо сделать следующий шаг, я вновь приду к тебе... А теперь открой глаза, потому что к тебе идет человек, который нуждается в твоей помощи.

Источник